КНИГА IV

ГЛАВА 1

О том, что, по смерти Иовиана, царем провозглашен Валентиниан, который соучастником в правлении избрал брата своего Валента, и что Валентиниан был православный, а Валент — арианин

Когда царь Иовиан, как мы сказали, умер в Дадастане, в консульство свое и сына своего Барониана, в семнадцатый день месяца февраля, тогда войска, в семь дней из Галатии перешедшие в Никею вифинскую, общим голосом избрали в цари Валентиниана ¹. Это произошло в двадцать пятый день того же месяца февраля, в консульство Валентиниана. Валентиниан был родом паннонец из города Кивалы. Имея начальство над войском, он показал великое знание воинского дела: это был человек души сильной, и всегда являлся выше настоящего своего жребия. Возведенный на престол, он тотчас отправился в Константинополь и в участники правления принял брата своего Валента ², что случилось через тридцать дней после его избрания. Хотя оба они были христиане, но касательно исповедания веры не соглашались друг с другом, ибо Валентиниан чтил веру никейского Собора, а Валент, по предубеждению, более расположен был к учению арианскому. Это предубеждение получил он от того, что крещен предстоятелем арианской церкви в Константинополе, Евдоксием. Хотя оба они также обнаруживали одинаковую ревность к тому, что каждый чтил, однако, сделавшись царями, далеко разошлись нравом. Прежде, при Юлиане, когда Валентиниан был тысяченачальником, а Валент служил между царскими придворными, каждый из них выказал равное постоянство в вере, ибо, принуждаемые принести жертву, они скорее решались снять пояс воинского звания, чем оставить христианство, и только находя этих людей полезными для государства, царь Юлиан тогда не удалил их от военной службы, равно как и царствовавший после него Иовиан. Да и воцарившись, они заботливостью о делах государства снова поставляемы были в близкое между собой отношение, но касательно христианства, как я сказал, разногласили и с христианами поступали не одинаковым образом. Валентиниан покровительствовал своим, однако же Валент, предположив возвысить общество ариан, был жесток к разномыслящим, как это покажет дальнейшее повествование. В то время предстоятелем римской Церкви был Либерий; в Александрии же исповедниками единосущия управлял Афанасий, а обществом арианским — Люций, которого ариане поставили после Георгия. В Антиохии арианами {169} управлял Евзой, а исповедники единосущия разделились: у одних предстоятельствовал Павлин, у других Мелетий. Церквами иерусалимскими правил Кирилл. В Константинополе церквами управлял Евдоксий, преподававший учение Ария, а исповедники единосущия делали собрания в небольшом доме внутри города. И последователи Македония, отделившиеся в Селевкии от акакиан, имели по городам свои молитвенные дома. В таком-то положении находились тогда дела Церквей.

ГЛАВА 2

О том, что когда Валентиниан отправился в западные области, Валент в Константинополе позволил обратившимся к нему с просьбой македонианам держать Собор и преследовал исповедников единосущия

Один из царей, Валентиниан, вскоре отправился в западные области, куда влекло его попечение о тамошних делах ³. А к Валенту, который на короткое время остался в Константинополе, приступили весьма многие епископы македонианского исповедания и просили его назначить другой Собор для исправления веры. Считая их в согласии с Акакием и Евдоксием, царь дозволил это, и они поспешили собраться в Лампсаке. После сего Валент с возможною скоростию поехал в Антиохию сирийскую, боясь, чтобы персы, нарушившие тридцатилетний договор, заключенный с Иовианом, не вступили в римские пределы. Но у персов все было спокойно. Злоупотребляя этим спокойствием, он воздвиг непримиримую войну против исповедников единосущия, но епископу Павлину, по причине чрезвычайной богобоязненности этого мужа, правда, не причинил никакого зла, зато Мелетия наказал ссылкою, а всех прочих, кто не хотел иметь общения с Евзоем, изгнал из церквей антиохийских и подверг различным мучениям и казням. Говорят, что многих утопил он в близлежащей реке Оронте ⁴

ГЛАВА 3

О том, что когда Валент злодействовал на Востоке против исповедников единосущия, в Константинополе восстал тиран Прокопий и что случившимся в то время землетрясением и разливом моря разрушены были многие города

Между тем, как Валент делал это в Сирии, в Константинополе восстал тиран по имени Прокопий ⁵. В короткое время {170} собрав сильное войско, он готов был уже выступить против царя. Узнав об этом, царь весьма обеспокоился и прекратил на время гонение православных. К этим военным тревогам вскоре присоединилось еще землетрясение, которое разрушило много городов ⁶. Да и море изменило свои пределы, ибо в некоторых местах так разлилось, что где прежде ходили, там стали плавать, а от других так отступило, что они сделались сушей. Это случилось в первое консульство двух царей.

ГЛАВА 4

О том, что во время этих гражданских и церковных беспокойств македониане, державшие Собор в Лампсаке, снова утвердили исповедание антиохийское, а ариминское анафематствовали и опять восстановили низложение Акакия и Евдоксия

При таких обстоятельствах не было спокойствия ни в гражданских делах, ни в церковных. Испросившие у царя позволение созвать Собор съехались в Лампсак — это было в то же консульство, в седьмом году после Собора селевкийского — и там, снова утвердив веру антиохийскую, которую подписали сперва в Селевкии, анафематствовали изложенную прежними своими единомышленниками в Аримине, и опять подали голос против последователей Акакия и Евдоксия, как против лиц, справедливо низложенных. Епископ константинопольский Евдоксий не в силах был противоречить им, потому что наступившая гражданская война не позволяла Евдоксию обуздать их. Посему приверженцы епископа Кизики Элевсия, приняв так называемое учение Македония, прежде незначительное, а на Соборе лампакском сделавшееся известнейшим, на некоторое время явились тогда сильнейшими ⁷. Этот Собор, по моему мнению, был причиной того, что в Геллеспонте увеличилось число так называемых македониан, ибо Лампсак стоит при узком заливе Геллеспонта. Таков был этот Собор, и таковы его последствия.

ГЛАВА 5

О том, что в сражении между царем и тираном Прокопием, которое произошло при одном фригийском городе, Валент, благодаря измене военачальников, взял в плен тирана и, подвергнув необыкновенным казням, умертвил их

В следующее, то есть Грацианово и Дагалайфово консульства, война усилилась. Тиран Прокопий вышел из Константинополя и готов был вступить с царем в сражение. Узнав об {171} этом, Валент выехал из Антиохии и сразился с Прокопием при фригийском городе, по имени Николии. В первом сражении был он побежден, но, спустя немного, взял Прокопия живым, потому что его предали полководцы Ангелон и Гамарий ⁸. Этих военачальников он подверг неслыханным казням и, несмотря на данные предателям клятвы, распилил их пилой и умертвил; а что касается тирана, то, нагнув два дерева, росшие одно близ другого, Валент к каждому из них привязал по одной его ноге, и потом, дав деревьям распрямиться, разорвал ими Прокопия ⁹. Раздвоенный таким образом, тиран погиб.

ГЛАВА 6

О том, что, по умерщвлении тирана, царь снова стал бывших на Соборе и всех христиан принуждать к арианству

Окончив это дело удачно, царь снова воздвиг бурю против христиан и хотел всех склонить к арианству. Особенно разгневал его бывший в Лампсаке Собор — не только тем, что низверг арианских епископов, но и тем, что анафематствовал составленное в Аримине исповедание веры. Находясь в Никомидии вифинской, Валент призвал к себе кизикского епископа Элевсия, который, как я и прежде сказал, держался особенно мнения македониан. Потом, созвав Собор епископов арианской ереси, принуждал этого епископа присоединиться к их вере. Элевсий сначала отказывался, но когда стали угрожать ему ссылкою и лишением имущества, устрашился и присоединился к арианскому учению. Впрочем, присоединившись, он тотчас же раскаялся и, возвратившись в Кизик, стал жаловаться пред всем народом на принуждение. Согласие мое, говорил он, дано не свободно, но вынуждено насилием, посему народ должен искать себе другого епископа; а я, хотя и поневоле, отрекся от своего учения. Однако кизикцы, из приверженности к нему, не хотели подчиниться другому епископу и не соглашались никому уступить церковь. Они остались под его же начальством и не отказались от своей ереси.

ГЛАВА 7

О том, что, по изгнании Элевсия македонского, епископом Кизики сделался Евномий, и о том, откуда он происходил, и как, быв писцом безбожника Аэция, подражал ему

Услышав об этом, константинопольский епископ ¹⁰ на епископство кизикское возвел Евномия, как мужа способного {172} привлекать к себе народ силой слова. И когда Евномий прибыл, царь указом повелел удалить Элевсия и на престол возвести Евномия. От этого приверженцы Элевсия устроили себе молитвенный дом и начали делать свои собрания вне города. Но довольно об Элевсии. А о Евномии скажем следующее. Он был писцом Аэция, прозванного безбожником, о котором упомянули мы выше. Обращаясь с ним, Евномий стал подражать софистическому образу его (мыслей), заниматься пустыми словами и сплетать софизмы. Гордясь этим, он впал в богохульство, подражал учению Ария, а на догматы истины большей частью восставал враждой. В священных писаниях был он маловедущ и в разумении их не силен, хотя читал много. Повторяя всегда одно и то же, он никак не мог достигнуть предположенной цели. Это показывают семь его томов, в которых он по пустому трудился над изъяснением Послания к римлянам, потому что, расточив о нем множество слов, не в состоянии был схватить цель Апостола. Таковы и другие, приписываемые ему сочинения. Кто захочет рассмотреть их, тот в многословии заметит бедность мыслей. Этого-то Евномия Евдоксий поставил епископом в Кизике. Прибыв сюда и употребив в дело обычную свою диалектику, он возмутил и Кизик. Не могши переносить надменной его говорливости, кизикцы выгнали его из города. Изгнанный Евномий отправился в Константинополь, жил с Евдоксием и оставался безместным епископом. Но чтобы не показалось, будто мы говорим это из злословия, выслушай самые слова его, как софистически дерзает он выражаться о Боге. Вот подлинные его выражения: «О сущности своей Бог знает нисколько не больше нашего. Нельзя сказать, что Ему ведома она более, а нам менее, но что знаем о ней мы, то же вообще знает и Он; и наоборот, что знает Он, то самое, без всякой разницы, найдешь и в нас». Такие-то и другие многие софизмы, сам не замечая, составлял Евномий. А о том, как несколько позднее отступил он от ариан, я скажу в своем месте.

ГЛАВА 8

О предсказании, высеченном на камне и найденном в то время, когда разгневанный царь Валент приказал разрушить стену Халкидона

Царь приказал разрушить стены Халкидона, стоявшего против Византии; он поклялся, что, победив тирана, сделает {173} это, ибо преданные тирану халкидоняне срамно поносили Валента и, когда он шел к городским воротам, заперли их. Итак, стена, по повелению царя, была разрушена, и камни перевезены в общественные константинопольские бани, называемые Константиновыми. На одном из этих камней нашлась пророчественная надпись, давно уже там скрывавшаяся, но в то время сделавшаяся известной. Она гласила, что, когда город будет иметь в обилии воду, тогда стена послужит для бани, и бесчисленные племена варваров, напав на римскую землю и причинив ей много зла, наконец, сами погибнут. Впрочем, ничто не мешает для любознательных поместить здесь это предсказание слово в слово:

«Когда росоносный хор веселых нимф остановится на богато украшенных улицах города, и стена сделается жалкой оградой бани, тогда бесчисленные племена кочующих народов, дикие, блестящие, наделенные буйной силой, перейдут с мечем прекрасные воды Истра ¹¹ и опустошат страну Скифскую и поля Мисийские, но, достигнув Фракии, с надеждой показать над ней свое неистовство, найдут там конец своей жизни и судьба их свершится».

Таково предсказание. Спустя несколько времени Валент устроил водопровод, который в обилии доставил Константинополю воду, и в то же время двинулись варвары ¹², как скажем после. Впрочем, это предсказание имело и иное приложение. Когда водопровод введен был в город, Клеарх, бывший в то время префектом города, устроил на теперешней Феодосиевой площади обширнейший водоем и назвал его dapsilet uxor. По сему случаю город совершил веселый праздник, и об этом-то сказано в пророчестве:

«Хор веселых нимф остановится на богато украшенных улицах».

Впрочем, исполнение пророчества совершилось несколько позднее, а в то время константинопольцы просили царя остановить разрушение стены, о том же просили его прибывшие из Вифинии в Константинополь никомидийцы и жители Никеи. Но сильно разгневанный царь едва согласился принять прошение граждан и, быв связан клятвой, повелел-таки разрушить стену, только места проломанные приказал заложить мелкими камнями. В некоторых частях стены, на больших, огромной величины камнях и теперь можно видеть скудные надстройки. Но о стенах Халкидона довольно. {174}

ГЛАВА 9

О том, что царь Валент преследовал и новациан за то, что они, подобно православным, признавали единосущие

Между тем царь не переставал преследовать исповедников единосущия и изгнал их из Константинополя, а вместе с тем изгнал и единомышленных им новациан, церкви же их приказал запереть и епископа их приказал отправить в ссылку. Новацианским епископом был тогда Агелий, управлявший Церквами от времен Константина и проводивший жизнь апостольскую. Он ходил совершенно босой и, соблюдая слово Евангелия, имел только одну одежду. Ярость царя против новациан укротил благочестивый и вместе красноречивый муж, по имени Маркиан. Сначала он служил в дворцовой гвардии, а в то время был пресвитером новацианской Церкви и учил грамматике дочерей царя, Анастасию и Каросу, по имени которых названы общественные, построенные Валентом в Константинополе, бани. По вниманию к этому-то человеку, запертые несколько времени новацианские церкви были снова отперты. Впрочем, новациане не совсем избавились от производимых арианами смут, ибо были ненавидимы за то, что имели любовь и расположение к своим единомышленникам. В таком-то состоянии находились дела того времени. Надобно заметить, что война с тираном Прокопием производилась в консульство Грациана и Дагалайфа, в конце месяца мая.

ГЛАВА 10

О том, что у царя Валентиниана родился соименный ему сын, и что Грациан рожден был прежде его воцарения

Вскоре после этой войны, в то же консульство, у Валентиниана, царствовавшего над западными областями, родился одноименный с ним сын, а Грациан рожден им еще прежде вступления на царство ¹³.

ГЛАВА 11

О необычайном граде, упавшем в неба, и о землетрясении в Вифинии и Геллеспонте

В следующее консульство, то есть Лупициана и Иовиана, второго июля, выпал в Константинополе град величиною в {175} кулак и походил на камни. Этот град, говорили многие, выпал как вестник гнева Божия, указавший на то, что царь отправил в ссылку много священных лиц, не хотевших иметь общение с Евдоксием. Спустя некоторое время, в то же консульство, двадцать четвертого числа месяца августа, царь Валентиниан поставил царем сына своего Грациана ¹⁴, а в следующее консульство, то было второе Валентиниана и второе Валента, в одиннадцатый день месяца октября произошло в Вифинии землетрясение, разрушившее город Никею. Это был двенадцатый год от разрушения Никомидии. Спустя некоторое время после сего землетрясения, другим землетрясением была ниспровергнута большая часть Гермы в Геллеспонте ¹⁵. Такие события не возбудили нисколько благочестивого страха ни в арианском епископе Евдоксии, ни в царе Валенте. Они не переставали преследовать неодинаково мысливших с ними христиан. Между тем сии землетрясения казались знамениями беспокойств в Церквах. Многие из священных лиц были, как я сказал, сосланы. По некоторому промыслу Божию, не подверглись изгнанию за свое чрезвычайное благочестие только Василий и Григорий, из которых один был епископ Кесарии каппадокийской, а другой — небольшого, соседнего с Кесарией города Назианза. Но о Василии и Григории скажем ниже.

ГЛАВА 12

О том, что последователи Македония, вынуждаемые насильственными мерами царя, отправили послов к Либерию римскому и подписали исповедание единосущия

Преследуя исповедников единосущия, гонители в то же время нападали и на македониан, которые, быв теснимы более страхом, нежели насилием, отправляли к своим единомышленникам из города в город посольства с объявлением, что непременно нужно бежать к брату царя и к римскому епископу Либерию и что лучше принять их исповедание, нежели иметь общение с приверженцами Евдоксия. Итак, они посылают Евстафия Севастийского, который часто был низлагаем, Сильвана тарсийского из Киликии и Феофила из Костовал, города также киликийского, с повелением касательно веры не отделяться от Либерия, но вступить в общение с римской Церковью и признать веру в единосущие. Взяв с собой грамоты разномыслящих в Селевкии, посланные прибыли в древний Рим, но царя не видели, потому что он был занят в Галлии {176} войной с сарматами ¹⁶, и вручили послание Либерию. Либерий отнюдь не хотел было принимать их, говоря, что они принадлежат к арианской стороне и, как отвергшие никейскую веру, не могут быть приняты Церковью. Но те отвечали, что они раскаялись и признали истину, что они давно уже отрекались от исповедников неподобия, что Сына исповедуют во всем подобным Отцу и что признаваемое ими подобие ничем не отличается от единосущия. После сего Либерий потребовал от них исповедания письменного, и они представили ему свиток, в котором между прочим изложили и никейское исповедание веры. Посланий, написанных соборно отцами смирнскими, что в Азии, писидийскими ¹⁷, исаврийскими, памфилийскими и ликийскими ¹⁸, по причине их длинноты, я здесь не помещаю, а свиток, представленный Либерию сопровождавшими Евстафия послами, есть следующий:

«Господину брату и сослужителу Либерию — Евстафий, Феофил и Сильван о Господе желают здравия.

Избегая безумного мнения еретиков, не перестающих привносить соблазны в католические Церкви, мы отнимаем у них всякий к тому повод и признаем Собор православных епископов, бывший в Лампсаке, Смирне и в разных других местах. От сего Собора посланы мы к твоей милости и ко всем италийским и западным епископам — представить тебе грамоту в удостоверение, что держим и храним католическую веру, утвержденную на святом никейском Соборе, при блаженном Константине, тремястами восемнадцатью отцами, и пребывающую непрерывно доныне чистой и непоколебимой — ту веру, в которой, вопреки превратному учению Ария, свято и благочестно принимается единосущие. Вместе с вышеупомянутым Собором и мы собственной подписью удостоверяем, что ту же веру держали, держим и храним до конца, а Ария и нечестивое его учение, равно как его учеников и единомышленников, и всякую ересь — Савеллия, патропассиан, маркионитов, фотиниан, маркеллиан ¹⁹, Павла самосатского, с их мнениями, и всех единомышленных с ними, и все ереси, противные вышереченной св. вере, которая благочестиво и католически изложена в Никее святыми отцами, осуждаем. Особенно же анафематствуем исповедание, читанное на ариминском Соборе, как составленное вопреки той вышеупомянутой вере святого Собора в Никее, принесенное из Ники фракийской и подписанное в Константинополе епископами, которых увлекли обманом и клятвами. Вера наша и тех, о которых выше сказано, и которыми мы посланы, есть следующая: {177}

Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; и во единого единородного Бога Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, чрез Которого все произошло и на небе, и на земле, ради нас человеков и ради нашего спасения сшедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, и страдавшего, и воскресшего в третий день, и восшедшего на небеса, и грядущего судить живых и мертвых; и в Духа Святого. А кто говорит, что было время, когда Его не было, что прежде рождения Его не было, что он произошел из не-сущего, либо из другой ипостаси или сущности, что Сын Божий подвержен изменению или превращению, тех католическая и апостольская Церковь анафематствует. Я, Евстафий, епископ города Севасты ²⁰, и Феофил, и Сильван, послы Собора лампсакского, смирнского и иных, исповедание это написали собственноручно и по собственному согласию. А кто после изложенной нами веры захочет взнести на нас или на пославших нас какое-либо обвинение, тот пусть придет с посланием от твоей святости к епископам, каких одобрит твоя святость, и при них рассудит с нами, и — если откроется какая вина — виновный да будет осужден». Обнадеженный этим свитком, Либерий принял послов в общение и отпустил их со следующим посланием:

Послание римского епископа Либерия к епископам македонийским.

«Возлюбленным братиям и сослужителям Эвифию, Кириллу, Иперехию, Уранию, Ирону, Элпидию, Максиму, Евсевию, Евкарпию, Эортасию, Неону, Эвмадию, Фавстину, Проклину, Пасинику, Арсению, Севиру, Дидимиону, Вреттанию, Калликрату, Далмацию, Эдесию, Евстохию, Амвросию, Гелонию, Пардамию, Македонию, Павлу, Маркеллу, Ираклию, Александру, Адолию, Маркиану, Сфенелу, Иоанну, Макеру, Харисию, Сильвану, Фотину, Антонию, Анифу, Кельсу, Эверранору, Мильсию, Патрикию, Севериану, Евсевию, Евмолпию, Афанасию, Диофанту, Минодору, Диоклу, Хрисампелу, Неону, Евгению, Евстафию, Калликрату, Арсению, Евгению, Мартирию, Иеракию, Леонтию, Филагрию, Люцию и всем на востоке православным епископам — епископ Италии Либерий и епископы западные желают всегдашнего здравия.

Ваше послание, светильники веры, возлюбленные братья, полученное нами от честнейших братий, епископов Евстафия, Сильвана и Феофила, принесло нам вожделенную радость мира и единомыслия — тем более, что в нем утверждено {178} и доказано согласие и сходство нашего мнения и ваших мыслей с нашей милостью и со всеми италийскими и западными епископами. Католической и апостольской верой признаем мы ту, которая от времен бывшего в Никее Собора доныне соблюдается чистой и непоколебимой. Эту же веру с полной радостью исповедали и послы. А чтобы не оставалось никакого следа к неуместному подозрению, они изложили ее не только устно, но и письменно. Считаем нужным приложить к этому посланию копию их исповедания, чтобы еретики не имели никакого предлога к новым козням, посредством которых возбуждая пламя своей злобы, они могли бы постоянно производить пожар раздоров. После сего честнейшие братия наши Евстафий, Сильван и Феофил исповедали и то, что и сами они, и ваша любовь постоянно хранят ту же веру и до конца сохранят ее, то есть, веру, одобренную в Никее тремястами восемнадцатью православными епископами, содержащую в себе совершенную истину, укрощающую и низлагающую все скопища еретические, ибо против безумия Ария не случайно, но по Божию изволению собралось именно такое число епископов, с каким блаженный Авраам верою обратил в бегство целые тысячи. Эта вера, заключающаяся в ипостаси и имени Единосущного, как твердый и неодолимый оплот, разрушает и отражает все нападения и злоухищрения славолюбия Ария. Посему, когда епископы запада съехались в Аримине, куда созвало их арианское злонравие, чтобы каким-нибудь убеждением, или, говоря правду, мирской властью уничтожить, либо косвенно отвергнуть то, что было изложено к вере самым надежным образом, хитрость ариан не принесла им никакой пользы, потому что все почти бывшие в Аримине епископы, в то время обольщенные и обманутые, ныне образумились и анафематствовав исповедание ариминское, подписали кафолическую и апостольскую, обнародованную в Никее веру и, вступив в общение с нами, ревностно восстают против учения Ария и учеников его. Сами послы вашей любви, понимая сущность этого дела, присоединили вас к своей подписи, прокляли Ария и все, сделанное в Аримине против никейской веры и скрепленное под влиянием обмана и клятв собственно вашей подписью. После сего, нам казалось приличным писать к любви вашей и помочь требующим справедливого, особенно же, когда из исповедания послов ваших узнали мы, что образумившиеся восточные согласно мыслят с православными западными. Объявляем и извещаем вас, что хулы, составленные в Аримине рассуждавшими там лицами и принятые вследствие обмана, ныне анафематствованы, и обманутые все присоединились к никей-{179}ской вере. Объявляйте и вы во всеуслышание, что кто, увлекшись обольщением, потерпел какой-нибудь вред, тот может теперь из еретического мрака возвратиться к божественному свету католической свободы. А несоглашающиеся и после этого Собора извергнуть яд злоучения, отбросить всякие хулы Ария и анафематствовать их пусть знают, что вместе с Арием, учениками его и прочими змиями, как-то: савеллианами, патропассианами и всякой иной ересью, они отчуждятся и лишатся общения с церковными собраниями, так как (Церковь) не принимает сынов блуда. Бог да сохранит вас здравыми, возлюбленные братие».

Приняв эту грамоту, бывшие с Евстафием тотчас отправились в Сицилию, постарались и там созвать Собор епископов, исповедали пред ним единосущие, признали веру никейскую и, получив от него грамоту такого же содержания, возвратились к пославшим. А те, которым послание Либерия было передано, отправили послов по городам к предстоятелям Церквей, исповедывавшим веру в единосущие, и просили всех сойтись в Тарсе киликийском для утверждения никейской веры и решения всякой, происшедшей после того распри. Так, вероятно, и случилось бы, если бы не воспрепятствовал сему весьма сильный тогда у царя епископ, говорю о предстоятеле арианской веры Евдоксии, который, очень оскорбившись упомянутым Собором, старался членам его нанести наиболее зла ²¹. Что македониане вступили в общение с Либерием и чрез отправленных ими послов признали никейскую веру, об этом в сборнике соборных деяний свидетельствует и Сабин.

ГЛАВА 13

О том, как Евномий отделился от Евдоксия, чтобы присоединиться к Аэцию, как Евдоксий произвел в Александрии мятеж, по случаю которого Афанасий снова бежал, как народ возмутился от этого, а устрашенный царь, успокаивая его, повелел Афанасию указом снова безбоязненно управлять александрийской Церковью

Около того же времени Евномий отделился от Евдоксия и стал делать особые собрания; причина была та, что Евдоксий не внимал многократным просьбам Евномия о принятии в Церковь руководителя его Аэция. А не внимал он не по своей воле, ибо не отвергал учения Аэция, поскольку оно было и его собственное, но потому, что единомышленники Аэция разу-{180}мели его, как иноверца. Вот причина, заставившая Евномия отделиться от Евдоксия. Так шли дела в Константинополе, а в Александрии между тем возмутил Церковь указ префектов ²², данный вследствие стараний Евдоксия. Опасаясь безрассудного движения черни и боясь, чтобы в случае каких преступлений самому не сделаться виновным, Афанасий целые четыре месяца скрывался в отцовской гробнице ²³. Но когда его отсутствие встревожило народ, которому он был любезен, тогда царь, узнав о действительной причине беспокойства в Александрии, повелел указом Афанасию безбоязненно управлять церквами. Вот почему александрийская Церковь не была возмущена до самой кончины Афанасия. А о том, как после его кончины александрийскими церквами снова завладели ариане, скажем немного ниже.

ГЛАВА 14

О том, что, по смерти Евдоксия в Константинополе, ариане рукоположили Демофила, а православные, чрез Евстафия антиохийского, поставили епископом Евагрия

Тем временем царь Валент опять оставил Константинополь и отправился в Антиохию. Прибыв уже в Никомидию вифинскую, он остановился по следующей причине. Епископ арианской церкви Евдоксий, тотчас по отъезде царя, окончил жизнь, что случилось в третье консульство Валентиниана и третье Валента ²⁴. Престол константинопольской Церкви занимал он девятнадцать лет. На место его ариане поставили Демофила, а державшиеся единосущия, думая воспользоваться случаем, избрали из своих единоверцев некоего Евагрия. Рукоположил его Евстафий, который когда-то был епископом антиохийским и, вызванный из ссылки Иовианом, в это самое время находился в Константинополе с целью укреплять исповедников единосущия и проживал здесь тайно.

ГЛАВА 15

О том, что когда Евагрия и Евстафия царь изгнал в ссылку, исповедникам единосущия ариане причинили много зла

Вследствие сего ариане снова воздвигали на них гонение, и это событие скоро дошло до сведения царя. Опасаясь, чтобы от столкновения партий не произошло возмущения и чтобы воз-{181}мущение не разрушило города, царь послал из Никомидии в Константинополь воинский отряд с повелением взять в нем рукополагавшего и рукоположенного и назначил обоим ссылку в разных местах. Евстафий сослан был во фракийский город Визию, а Евагрий отведен в другое место. После сего арианствующие сделались дерзновеннее и сынам Церкви стали наносить еще более вреда: они били их, оскорбляли, заключали в темницы, брали с них денежные пени, вообще делали все самое невыносимое. Не будучи в состоянии терпеть столько зол, православные вздумали было просить царя, чтобы хоть сколько-нибудь избавиться от насилия, но, предприняв это, они очень ошиблись в своей надежде, потому что ожидали правды от того, кто сам был причиной несправедливостей.

ГЛАВА 16

О сожженных на корабле святых пресвитерах, от чего, вследствие гнева Божия, во Фригии произошел голод

Ибо когда вышеупомянутые благочестивые мужи церковного чина, числом до семидесяти, под начальством Урбана, Феодора и Менедема, пришли в Никомидию и подали царю прошение, выставляя пред ним все претерпеваемое ими насилие, царь сильно разгневался, но, скрыв гнев свой, тайно приказал префекту Модесту взять этих людей и предать смерти, а род смерти был несколько особенный, почему и сообщается потомству. Опасаясь, чтобы явным умерщвлением осужденных не возбудить чернь к безрассудному восстанию, префект притворился, будто хочет отправить их в ссылку, и когда они выслушали это со всей твердостью, приказал посадить их на корабль, как бы для перевезения в место ссылки, а сам между тем велел матросам, как скоро корабль выйдет на середину моря, поджечь его, чтобы осужденные таким образом умерли, не получив погребения. Так и случилось. Отправившись и вышедши на середину астакийского залива ²⁵, матросы сделали, что было им приказано: подожгли корабль и, перешедши на другое, следовавшее за ним легкое судно, удалились. В то время дул сильный восточный ветер и порывисто гнал горевший корабль, так что он быстро несся и достиг до пристани, по имени Дакидиза, где и погиб со всеми людьми. Многие говорили, что это не осталось без наказания, ибо во Фригии тотчас наступил великий голод, так что немалому числу жителей из этой страны по необходимости пришлось на время выезжать и {182} бежать в Константинополь и в другие области. Константинополь, хотя и питает бесчисленное множество народа, однако всегда изобилует жизненными припасами, потому что отовсюду получает морем необходимое продовольствие, и прилегающий к нему Эвксинский Понт щедро доставляет ему пшеницу, сколько бы ни потребовалось.

ГЛАВА 17

О том, что, находясь в Антиохии, царь снова стал преследовать исповедников единосущия

Но царь Валент, мало беспокоясь о том, что происходило от голода, прибыл в Антиохию сирийскую ²⁶ и, живя там, продолжал преследовать неарианствующих. Не довольствуясь тем, что исповедников единосущия изгнал из церквей почти во всех восточных городах, он подвергал их различным казням и погубил больше, чем прежде, когда предавал их разного рода смерти, особенно же потоплению.

ГЛАВА 18

О событиях в Эдессе: об оскорблении префекта, о вере и твердости граждан, и о боголюбивой жене

Надобно сказать и о том, что случилось в Эдессе месопотамской. В этом городе есть знаменитый и славный храм, построенный в память Апостола Фомы ²⁷, и в том храме, ради святости места, совершаются постоянные собрания. Царь Валент пожелал видеть его и, узнав, что все множество стекающегося туда народа отвращается от его ереси, говорят, своей рукою ударил префекта за то, что он предварительно не позаботился выгнать их оттуда. Оскорбленный префект, против воли уступая гневу царя, — ибо не хотел допустить до умерщвления такого множества людей, — тайно дал знать христианам, чтобы они не оставались в храме. Но никто из них не посмотрел ни на совет, ни на угрозу, и в следующий день все они собрались в доме молитвы. Когда же префект, исполняя гневное желание царя, с множеством войска спешил к храму, какая-то очень бедная женщина, ведя за руку свое дитя, бежала в храм и пробиралась сквозь ряды окружавших префекта воинов. Разгневанный префект приказал привести женщину к себе и сказал ей: «Несчастная! куда ты бежишь так бесстыдно?» Она отвечала: «Туда, куда идут и другие». «Но разве ты не {183} слышала, — сказал он, — что префект намерен истребить всех, кого найдет там?» «Я слышала, — отвечала женщина, — потому-то и спешу быть там». «А зачем ведешь туда и это малое дитя?» спросил префект. «Затем, — отвечала, — чтобы и оно сподобилось мученичества». Выслушав это, он предугадывал твердость сходившихся в церковь христиан и тотчас отправился к царю с донесением, что все они готовы умереть за свою веру. Говоря, что безрассудно губить столько народу в малое время, префект укротил гнев царя. Таким образом эдессяне избежали гибели, которою угрожал им собственный их царь.

ГЛАВА 19

О том, что царь Валент погубил многих, которых имя начиналось буквой Ф, и сделал это вследствие некоторого заклинания мертвых

Около того же времени какой-то злой демон вздумал воспользоваться жестокостью царя. Он подстрекнул некоторых затейливых людей к заклинанию мертвых и гаданию, кто будет царствовать после Валента. Эти люди прибегли к каким-то волшебным средствам, и демон объявил — неясно, но, по обыкновению, косвенно, — показав четыре буквы Ф, Е, О и Д, и сказав, что ими начинается имя того, кто будет царствовать после Валента, и что это имя — сложное. Молва о том дошла до царя, и царь не представил Богу знать о будущем и премудрому распорядителю всяческих делать то, что Ему угодно, но, презрев заповеди христианства, которых почитал себя ревнителем, погубил многих, подозреваемых им в тирании. Он лишил жизни Феодоров, Феодотов, Феодосиев, Феодулов и всех, носивших имена, подобные этим ²⁸. В числе их погиб и некто Феодосиол, муж благородный, происходивший из знатной семьи в Испании. Страшась угрожавшей опасности, многие тогда переменили свои имена и отказывались, как от беды, от тех названий, которые дали им их родители. Но довольно об этом.

ГЛАВА 20

О кончине Афанасия и о возведении (на его место) Петра

Надобно заметить, что пока Афанасий оставался епископом Александрии, царь, по некоему промышлению Божию, удерживался от волнования Александрии и Египта. Он знал, {184} что жители там большей частью расположены к Афанасию, и потому опасался, как бы в случае возмущения в Александрии чернь, по природе своей горячая, не причинила вреда государству. Но во второе консульство Грациана и Проба, Афанасий, после многих подвигов за Церковь, наконец, оставил жизнь ²⁹. Он совершал поприще епископского служения среди бесчисленных опасностей в течение сорока шести лет и поставил на свое место благочестивого и красноречивейшего мужа Петра.

ГЛАВА 21

О том, что по кончине Афанасия ариане, указом царя Валента, александрийские церкви передали рукоположенному ими прежде Люцию, а Петра отдали под стражу

Арианствующие, хвалясь верой царя, тотчас ободрились и, нисколько не медля, сообщали о том царю, который находился тогда в Антиохии. Предстоятель арианской веры в Антиохии, Евзой, пользуясь благоприятным случаем, вызвался сам ехать в Александрию, чтобы домашние церкви передать арианину Люцию. Царь одобрил это, и Евзой скоро прибыл в Александрию с царским полномочием, ибо с ним приехал туда и хранитель царских сокровищ Магнис. Притом префекту Александрии Палладию дан был указ и предписано содействовать вооруженной рукой. Таким образом, Петр был взят и заключен в оковы, прочие клирики рассеяны кто куда, и на престол возведен Люций.

ГЛАВА 22

О том, что из множества зол, происшедших от возведения Люция на престол, Сабин македонианин не упомянул ни об одном, а Петр в своем писании упомянул (о них); и о том, что он убежал к Дамасию римскому, ариане же и Люций причинили много зла святым монахам в пустыне

Сколько зла произошло от возведения Люция, что делали с изгнанными в судилищах и вне судилищ, как одни из них подвергнуты были разным пыткам, а другие и после пыток отправлены в ссылку ³⁰, Сабин ни о чем этом не упомянул: сам наполовину арианин, он скрыл преступления друзей своих. Но Петр в своих посланиях, которые писал ко всем Церквам, убежав из темницы, открыл их. Успев уйти из темницы, он пришел к римскому епископу Дамасию ³¹ , а ариане, хотя чис-{185}лом было их и немного, снова завладели александрийскими церквами. Немного спустя, указом царя повелено было изгонять из Александрии и из всего Египта исповедников единосущия; приказано было и военачальнику, со множеством войска, гнать отовсюду всех, кого укажет Люций. Тогда же терзаемы, разгоняемы и рассеваемы были монастыри в пустыне; ибо вооруженные, нападая на людей безоружных не думавших и руки простирать для удара, так немилосердно опустошили жилища их, нанеся им бедствия выше всякого слова.

ГЛАВА 23

Список святых монахов в пустыне

Так как мы упомянули о египетских монастырях, то ничто не мешает нам сказать нечто и о них. Египетские скиты получили свое начало, вероятно, во времена отдаленные, но умножены и распространены одним боголюбивым мужем, по имени Аммон. В молодых летах он не питал расположения к супружеской жизни; когда же некоторые из родных стали убеждать его жениться, не оскорблять брака, то согласился и вступил в брак. Но тотчас же, взяв девицу из гостинной, с обычной пышностью ввел ее в брачную комнату и, по удалении свойственников, раскрыв апостольскую книгу, начал читать послание Павла к Коринфянам и объяснять своей жене заповеди Апостола о брачующихся. Присоединив к этому много и своего, он показал, как тяжело состояние брака, сколько рождает неприятностей сожительство мужа с женой, какие скорби рождения ожидают понесшую во чреве; говорил также и о беспокойствах касательно воспитания детей. А потом он перечислил и выгоды безбрачия, — как чистая жизнь свободна, непорочна и чужда всякой скверны, и как девство приближает нас к Богу. Высказав это и многое другое супруге девственнице, Аммон уговорил ее прежде соития с ним отречься от мирской жизни. Сделав такое между собой условие, они удалились на так называемую Нитрийскую гору ³² и, живя там несколько времени в хижине, основали общий скит, в котором не различался мужской пол от женского, но, по Апостолу, все были едино во Христе. По прошествии немногого времени новобрачная девственница сказала Аммону: «Неприлично тебе, подвизающемуся в целомудрии, видеть в одном доме с собой женщину. Поэтому не угодно ли Богу, если мы будем подвизаться каждый особо?» И это условие понравилось обоим. Они отделились друг от друга и провели так всю остальную жизнь, воз-{186}держиваясь от вина и масла, питаясь одним сухим хлебом, и то иногда чрез день, а иногда чрез два, либо даже чрез несколько дней. Душу этого Аммона, восхищенную после его смерти ангелами, видел живший тогда же Антоний, как в жизнеописании его говорит о том епископ Александрийский Афанасий. Жизни Аммона начали подражать очень многие, — и гора Нитрийская и скитская мало-помалу населилась множеством монахов. Жизнеописание всех их может составить особую книгу, но так как между ними были мужи боголюбивые, просиявшие славой подвижничества и проводившие жизнь апостольскую, мужи, сделавшие и сказавшие что-либо полезное и достопамятное, то я считаю уместным из многого извлечь немногое и для пользы читателей внести это в историю.

Рассказывают, например, что этот Аммон ни разу не видал самого себя нагим, говоря, что монаху неприлично смотреть даже на собственное обнаженное тело. Поэтому, однажды желая перейти чрез реку, он не решился раздеться, но молился Богу, чтобы переход не воспрепятствовал его намерению, — и ангел перенес его на противоположный берег. Другой монах, Дидим, прожив девяносто лет, до самой смерти не имел сообщества ни с одним человеком. Еще монах, Арсений, падших не отлучал, если они были молоды, а когда стары — отлучал, говоря, что быв отлучен, молодой человек презирает отлучение, а в старце оно скоро возбуждает скорбь. Пиор вкушал пищу на ходу; когда же некто спросил, для чего он ест таким образом, то он отвечал: «Хочу пользоваться пищей не как делом настоящим, а как посторонним». Другому на тот же вопрос дал он следующий ответ: «Я ем на ходу для того, чтобы душа и при вкушении пищи не чувствовала плотского удовольствия». Исидор говорил, что вот уже сороковой год, как он почувствовал в сердце грех и однако доселе не поддавался ни пожеланию, ни гневу. Памвос был неграмотен и пришел к кому-то, чтобы выучить псалом; но выслушав первый стих псалма 38-го, читающийся так: рек, сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим, не захотел слушать далее и сказал, что довольно и одного этого стиха, если изучать его самым делом. Впоследствии, человек, передавший ему стих, укорял его за то, что он не приходил к нему целые шесть месяцев, но тот отвечал, что еще и одного стиха псаломского не выучил самым делом. Наконец, спустя много времени, на вопрос одного знакомого, выучен ли стих, Памвос отвечал: прошло 19-ть лет, и я едва выучился исполнять его. Он же, когда некто дал ему золота для накормления бедных и приказывал сосчитать, сколько дано, сказал: «Дело не в числе, а в {187} добром расположении». По вызову епископа Афанасия, прибыв из пустыни в Александрию и увидев там театральную женщину ³³, Памвос прослезился. Когда же присутствующие спросили его о причине слез, он отвечал: «Две вещи тронули меня: одна — ее погибель, а другая — та, что я не имею столько ревности угождать Богу, сколько она угождает распутным людям». Некто другой говаривал, что монах, ничего не делающий, судится наравне с любостяжателем. Питирос имел некоторые естественные познания и всегда разговаривал о том или другом, с кем случалось, но при всяком своем рассуждении молился Богу. Между монахами того времени известны и еще два боголюбивые мужа одного имени: тот и другой назывался Макарием. Один был из верхнего Египта, другой из города Александрии. Оба они прославились многими делами — подвигами, образом жизни, и совершавшимися чрез них чудесами. Так, Макарий египетский совершил столько исцелений и из стольких бесноватых изгнал демонов, что для описания дел его при помощи благодати Божией нужно особое сочинение. Несмотря на благочестие, Макарий египетский был суров к приходящим, а александрийский, сходный с ним во всем, разнился только тем, что с приходящими был приятен, и ласковостью располагал молодых людей к подвижнической жизни. Учеником их был Евагрий и, считавшись прежде философом на словах, стяжал философию на самом деле. Рукоположенный в Константинополе Григорием Назианзеным в сан диакона, он потом вместе с ним пришел в Египет и, встретившись с упомянутыми мужами, стал подражать их жизни и совершал не менее чудес, чем и его руководители. Он написал также очень хорошие книги. Одна из них имеет название «Монах, или о деятельности», другая — «Гностик, или к человеку удостоившемуся знания», разделенная на пятьдесят глав; третья — «Опровергатель, или выбор из божественных Писаний против демонов-искусителей», разделенный на восемь частей, по числу восьми помыслов. Кроме того, он составил 600 вопросов о будущем и еще две книги, написанные стихами: одну к монахам, живущим в киновиях, или общежительных монастырях, другую к деве. Сколь удивительны эти книги, узнает тот, кто будет читать их. Впрочем, некоторые его замечания о монахах не считаю неуместным внесть и сюда.

Евагрий говорит слово в слово так: «Надобно верно разыскивать пути монахов, подвизавшихся прежде нас, и по ним усовершенствовать себя, ибо они сказали и сделали много хорошего. Из них один говаривал, что сухая и одинаковая пища, приправленная любовью, всего скорее приводит монаха в при-{188}стань бесстрастия. Тот же самый избавил кого-то из братии от призраков, которые пугали его по ночам, и приказал ему поститься и прислуживать больным, ибо подобные страсти ничем так не погашаются, отвечал он на вопрос об этом, как милосердием. К праведному Антонию пришел некто из тогдашних мудрецов и спросил его: «Как ты живешь, отец, лишенный утешения от книг?» «Моя книга, философ, есть природа вещей, — отвечал Антоний, — и она всегда готова, как скоро мне захочется читать слово Божие». Однажды избранный сосуд, египетский старец Макарий, спросил меня: «Почему, помня оскорбления людей, мы ослабляем памятовательную силу души, а памятуя оскорбления демонов, не получаем вреда?» Когда же я недоумевал, что отвечать, и просил его научить меня, он отвечал: «Потому, что первое противно природе чувства, а последнее согласно с нею». Однажды пришел я к св. отцу Макарию в жаркий полдень и, томимый жаждой, попросил воды напиться. «Довольно с тебя и тени, — сказал он, — многие, путешествующие теперь и плавающие, лишены и ее». Затем, когда я с ним рассуждал о воздержании, он сказал: «Будь мужественным, сын мой; целые двадцать лет я не вкушал до сытости ни хлеба, ни воды, ни сна: хлеб я ел весом, воду пил мерою, а минуту сна ловил, наклонившись к стене». Одному монаху возвестили о смерти отца его: «Перестань произносить хулу, — отвечал он вестнику, — отец мой бессмертен». У другого не было ничего, кроме Евангелия; он продал и Евангелие и отдал деньги на прокормление бедных, произнесши достопамятное слово: «Я продал, — сказал он, — и самую книгу, которая говорит: продаждь имение твое и даждь нищим (Матф. 19. 21). Близ Александрии есть остров, лежащий к северу, по ту сторону озера, называемого Мареотским. Вблизи от него жил паремвольский монах, очень уважаемый между гностиками. Он говаривал, что монахи все делают по пяти причинам: ради Бога, ради природы, ради обычая, ради нужды и упражнения рук. Он говорил также, что добродетель по природе — одна, но делится на разные виды, по различию сил души, подобно тому, как и свет солнечный не имеет фигуры, но обыкновенно получает фигуру отверстий, чрез которые проходит. Еще один из монахов говорил: «Я для того презираю удовольствия, чтобы удалить от себя повод к гневу, ибо знаю, что гнев воюет, возмущает мой ум и прогоняет знание всегда за удовольствия». Некто из старцев говорил также, что любовь не умеет хранить порученного ей запаса хлеба или денег. «Я не думаю, — говорил он же, — чтобы диаволы могли прельстить меня два раза одним и тем же». Об этом от слова до слова {189} упоминает Евагрий в книге, названной им «Деятельность», а в своем «Гностике» он говорит следующее: «Мы научились у праведного Григория, что добродетелей и умозрений о них четыре: разумность, мужество, воздержание и справедливость. Дело разумности (говорил он) состоит в том, чтобы созерцать умственные и святые силы без причин, потому что причины (учил он) открываются мудростью. Дело мужества стоят в истине и хотя бы встретил противоборство, не уклоняться к несущему. Принимать семена от первого земледельца, и отвращаться от последующего сеятеля, по его мнению, значит был воздержным. А справедливость состоит в том, чтобы выражаться сообразно со свойствами каждого предмета; иное говорить темновато, иное означать загадочно, а иное ясно на пользу людей простых. Столп истины, Василий каппадокийский говорит: «Знание, происходящее от людей, усовершенствуется постоянным занятием и упражнением, а происходящее от благодати Божией — справедливостью, тихостью и милосердием; первое могут усваивать и люди страстные, а последнее в состоянии принимать только бесстрастные, которые и не во время молитвы зрят собственный осиявающий их свет ума». Светило Египта, св. Афанасий говорит, что Моисей получил повеление поставить трапезу к северной стороне (Исх. 40, 22): пусть же знают гностики ³⁴, кто дышит против них, пусть всякое искушение переносит благодушно и с готовностью питают приходящих. Ангел тмуитской Церкви ³⁵, Серапион говорил, что, уповаясь духовным ведением, ум совершенно очищается, любовь вручает части, пламенеющие гневом, воздержание обуздывает врывающиеся в душу лукавые пожелания. Непрестанно беседуй сам с собою о промысле и о суде, говорил великий и мудрый учитель Дидим, и предметы их старайся содержать в памяти, ибо на этом-то почти все и претыкаются. Указания на суд найдешь в различии тел и в порядке мира, а на промысле — в способах возведения нас от злобы и наведения к добродетели и ведению». Все это внесли мы сюда из Евагрия. Был и еще дивный между монахами муж, по имени Аммоний. Он имел столь мало любопытства, что, будучи в Риме вместе с Афанасием, ничего не выбрал посмотреть в городе и захотел видеть только храм Петра и Павла. Быв призываем к епископству и убегая от него, этот Аммоний отсек у себя правое ухо, чтобы безобразием тела отклонить от себя рукоположение. Спустя несколько времени, александрийский епископ Феофил взял для епископства Евагрия, который также убежал, но не изуродовал никакой части своего тела, и встретившись с Аммонием, ласково сказал: «Худо сде-{190}лал ты, что отсек себе ухо, за такой поступок будешь отвечать пред Богом». «А ты не будешь отвечать, Евагрий, что не отсек у себя язык и ради самолюбия не воспользовался дарованной тебе благодатью?» отвечал Аммоний. В то же время по монастырям было много и других дивных и боголюбивых мужей, о которых здесь говорить долго. Притом, если бы мы захотели подробно рассказывать о жизни этих мужей и чудесах, какие они, по присущей им святости, совершили, то неизбежно удалились бы от своего предмета ³⁶. Кто захочет знать, как они поступали, что делали и что говорили в пользу слушателей, и как им повиновались самые звери, тот пусть прочитает особую книгу, написанную учеником Евагрия монахом Палладием ³⁷. В этой книге он предложил подробные о них сведения, рассказал также и о женах, которые своей жизнью уподоблялись вышеупомянутым мужам. Евагрий и Палладий процветали спустя немного после смерти Валента. Но возвратимся к тому, на чем остановились.

ГЛАВА 24

О св. монахах изгнанниках, как Бог чрез их чудотворение всех привлекал к себе

Итак, когда царь Валент предписал законом преследовать православных в Александрии и в целом Египте, все было опустошаемо и ниспровергаемо: одних влекли в судилища, других ввергали в темницы, а иных мучили иным образом, ибо для любителей мира мучения были разнородны. Но после того, как в Александрии совершилось все, что угодно было Люцию, Евзой отправился обратно в Антиохию, а военачальник с многочисленным отрядом войска и арианин Люций тотчас напали на египетские монастыри, ибо в то время и Люций не отставал от воинов и, не имея никакого сострадания к святым мужам, поступал еще хуже воинов. Прибыв на место, они хватали мужей среди обычных их занятий, когда эти мужи молились, врачевали недуги, изгоняли бесов. Не обращая внимания на чудеса Божии, мучители не позволяли отшельникам собираться в молитвенных местах даже на обычные молитвословия, но выгоняли их и отсюда. И на этом не остановились, но, простираясь далее, еще употребляли против них оружие. Руфин говорит, что он сам видел это и сострадал им. На них повторилось сказанное Апостолом (Евр. 11, 36—39). Они подвергаемы были посмеянию и побоям, обнажаемы, ввергаемы в узы, побиваемы камнями, от меча умирали, скитались среди {191} пустынь в овечьих и козьих кожах, терпели недостатки, бедствия, озлобления. Те, которых недостоин был мир, блуждали в пустынях, в горах, по пещерам и ущельям земли, несмотря на то, что были свидетельствованы верой, делами и исцелениями, которые руками их совершала благодать Божия. Видно, сам промысл Божий, лучшее что предзревший, допустил сим мужам потерпеть это, чтобы чрез страдание одних обрели спасение в Боге другие. Исход дела и показал это. Но когда сии дивные мужи были выше тяготевшего над ними бедствия, Люций в недоумении дал совет начальнику военного отряда сослать в ссылку тех, которые почитались отцами монахов, а отцами их в то время были Макарий египетский и соименник его александрийский. Этих мужей действительно изгнали на один остров, где между жителями не было ни одного христианина. На том же самом острове находилось капище и при нем жрец, которого все там жившие почитали, как Бога. Когда боголюбивые мужи прибыли на тот остров, все тамошние демоны пришли в страх и смущение. Вместе с тем случилось еще вот какое событие: дочь жреца вдруг сделалась бесноватой, начала неистовствовать и все ниспровергла. Удержать ее и успокоить было никак невозможно. Она громко кричала тем святым мужам: зачем, говорит, пришли вы и отсюда выгонять нас? По сему случаю, св. мужи силой полученной ими от Бога благодати явили и там свою силу, ибо, изгнав беса из девицы и оставив ее отцу здоровой, они чрез это обратили к Христовой вере и жреца, и всех жителей острова, а идолов тотчас низвергли и капищу дали вид храма, в котором приходящие крестились и с радостью учились христианской вере. Так-то гонимые за веру в единосущие, те дивные мужи и сами сделались славнее, и других спасли, и веру более утвердили.

ГЛАВА 25

О слепце Дидиме

В то же время явил Бог и иного верного мужа, судив ему быть свидетелем своей веры. Тогда процветал дивный, красноречивый и славный всякою ученостью муж Дидим. Еще в молодых летах, знакомясь с первыми основаниями учения, он подвергался глазной болезни и, страдая глазами, потерял зрение. Но бог, вместо чувственных очей, дал ему разумные, ибо чему не мог он выучиться при помощи глаз, тому научился посредством слуха. Быв с детства весьма способен и имея прекрасную душу, он опередил и тех, у которых, кроме способно-{192}стей, было еще острое зрение. Дидим легко изучил правила грамматики, риторике научился еще скорее, Перешедши же к наукам философским, он дивно усвоил диалектику, арифметику, музыку, — вообще, все науки философов слагал в душе так, что легко мог противостоять тем, которые изучали их при помощи глаз. Да и не это только, но и божественное учение Ветхого и Нового Завета знал он так хорошо, что издал много книг: продиктовал три книги о Троице, истолковал книги Оригена о началах и сделал на них примечания, в которых признает эти книги прекрасными, говоря, что ученые напрасно спорят, стараясь обвинить сего мужа и охулить его сочинения — они даже не могут понять мудрости этого человека. Кто хочет узнать многоученость и пламенность души Дидима, тот узнает это, читая написанные им книги. Говорят, что с Дидимом, еще во время Валента, встретился Антоний, когда, преследуемый арианами, из пустыни приходил в Александрию. Узнав о мудрости сего человека, он сказал ему: «Не смущайся, Дидим, что лишился чувственного зрения, ибо у тебя не стало глаз, которыми смотрят комары и мошки; лучше радуйся, что имеешь глаза, которыми смотрят ангелы, которыми созерцается Бог и воспринимается свет Его». Впрочем, это сказано Дидиму боголюбивым Антонием еще прежде сего времени, а в это время Дидим явился величайшим поборником веры: он спорил с арианами, разрушал их софизмы и обличал лукавые и ложные их речи.

ГЛАВА 26

О Василии кесарийском и Григории Назианзене

Александрийским арианам промысл Божий противопоставил Дидима, а жившим в других местах — Василия кесарийского и Григория Назианзена. Посему благовременно будет, думаю, кратко сказать и о них. Память, сохраняемая о них всеми людьми, и ученость написанных ими книг уже достаточно свидетельствуют о знаменитости того и другого. Но так как в свое время они принесли много пользы Церквам и сохранились в значении пламенников веры, то предмет нашего сочинения требует особенного о них упоминания. Кто захотел бы сравнить Василия с Григорием, представить душевные свойства, образ жизни того и другого и свойственные каждому добродетели, тот затруднился бы, которого из них предпочесть, ибо по правильному образу жизни и по образованию, то есть по своим познаниям в эллинских науках и в Священном {193} Писании, они были равны друг другу. Проводя первую свою молодость в Афинах, оба они слушали процветавших тогда софистов Имерия и Проэресия, а потом в Антиохии сирийской посещали Ливания и глубоко изучили риторику. Признанные достойными преподавать уроки софистики, они многими были приглашены к званию наставников; другие в то же время призывали их к должностям судебным, но они отказались от того и другого и, оставив софистику, избрали жизнь уединенную. Познакомившись несколько с философскими науками с помощью тогдашнего антиохийского преподавателя их, они вскоре за тем собрали книги Оригена и по ним учились изъяснять Священное Писание, ибо слава Оригена в то время распространилась по всей вселенной. Изучая его сочинения, они сильно оспаривали ариан, и хотя ариане, в подтверждение своего учения, сами, как им казалось, свидетельствовали Оригеном, однако те обличали их и показывали, что они не понимают мудрости Оригена. Ариане и арианствовавший тогда Евномий у многих пользовались мнением людей красноречивых, но, встречаясь с Григорием и Василием, они являлись совершенными невеждами. Возведенный антиохийским епископом Мелетием на степень диакона, а потом избранный в епископы отечественного своего города, Кесарии каппадокийской, Василий особенно заботился о Церквах. Опасаясь, как бы арианское нововведение не проникло и в понтийские епархии, он немедленно отправился в те земли, устроил там скиты и, своими поучениями наставив христиан, утвердил колебавшихся. А Григорий Назианзен между тем был предстоятелем Церкви в незначительном каппадокийском городе, где в управлении Церковью преемствовал своему отцу и действовал подобно Василию. Обходя сам город, он укреплял ослабевавших в вере. Особенно же утвердил своими поучениями единомыслящих в Константинополе, где долго жил, а потому вскоре с одобрения многих епископов сделан был предстоятелем константинопольского народа. Как скоро царь Валент услышал о делах того и другого, тотчас повелел отправить Василия из Кесарии в Антиохию. Посему его немедленно привели туда и, по воле царя, представили пред судилище префектов. Когда же префект спросил Василия, почему он не принимает веры царской, Василий с великим дерзновением укорил царское исповедание и вступился за веру в единосущие. Префект стал было грозить ему смертью, но он отвечал: «О если бы довелось мне, защищая истину, освободиться от уз тела!» Префект советовал подумать, но Василий, говорят, сказал: «Я один и тот же сегодня и завтра, хорошо бы не изменяться и тебе самому». {194} Весь тот день Василий пробыл под стражей. Почти в то самое время малолетнему сыну Валента, по имени Галату, случилось сильно разболеться, так что врачи отчаялись. Мать его, царица Доминика доложила об этом царю, прибавляя, что во сне беспокоят ее страшные видения и что дитя разболелось за оскорбление епископа. Приняв это к сведению, царь послал за Василием и, намереваясь испытать его, сказал ему: «Если твои догматы истинны, помолись, чтобы сын мой не умер». «Если ты, государь, будешь веровать, как я верую, и Церковь соединишь воедино, — отвечал Василий, — сын твой останется жив». И когда тот не согласился, епископ сказал: «Да будет же с отроком воля Божия». Как скоро Василий говорил это, царь приказал ему удалиться, а дитя вскоре за тем умерло. Об этих мужах рассказано здесь кратко. Оба они написали и издали много удивительных книг. Руфин говорит, что некоторые из них переведены и на язык латинский. У Василия было два брата: Петр и Григорий ³⁸. Петр поревновал пустыннической жизни Василия, а Григорий — назидательности его слова. По смерти брата, он пополнил написанную им, но неоконченную книгу «Шестоднев» и говорил в Константинополе надгробное слово антиохийскому епископу Мелетию. Есть много и других слов его.

ГЛАВА 27

О Григории чудотворце

Но так как некоторые вводятся в обман одноименностью и книгами, надписываемыми именем Григория, то нужно знать, что есть и иной Григорий понтийский, который происходил из Неокесарии, что в Понте, и был древнее этих, ибо учился еще у Оригена. Об этом Григории много рассказов в Афинах и Берите, во всем понтийском округе и, можно сказать, во всей вселенной. Вышедши из афинских училищ, он изучал законы в Берите. Но узнав, что в Кесарии Ориген истолковывает Св. Писание, немедленно отправился в Кесарию. Слушая здесь высокое изъяснение Свящ. Писания, Григорий распрощался с римскими законами и уже не отходил от Оригена. Наставленный им в истинной философии, он впоследствии, по приказанию родителей, возвратился в отечество и там, быв еще мирянином, сделал много чудес — исцелял больных, изгонял своими посланиями бесов, и словами, а еще более делами, приводил к истинной вере язычников. О нем упоминает и мученик Памфил в книгах, написанных им в защиту Оригена, где приложена также прощальная речь Григория с Оригеном. Короче {195} говоря, Григориев было несколько: древний ученик Оригена, Назианзен и брат Василия. Был Григорий и в Александрии, которого ариане, по случаю Афанасиева бегства, возвели на епископский престол. Но довольно о них.

ГЛАВА 28

О Новате и происшедших от него новацианах, и о том как новациане, живущие во Фригии, стали праздновать пасху в одно время с иудеями

Около того времени живущие во Фригии новациане перестановили празднование пасхи. Я расскажу, как это случилось, упомянув наперед, каким образом у народов Фригии и Пафлагонии возымело силу точное правило Церкви. Новат был пресвитером римской церкви и отделился, когда епископ Корнилий принял в общение верных, принесших жертву идолам во время гонения, воздвигнутого на Церковь царем Децием. Отделившись по этой причине, он единомышленными себе епископами рукоположен был во епископа и писал ко всем Церквам, чтобы принесших жертву идолам не допускать к таинствам, но подвергать покаянию, а разрешение их предоставить Богу, могущему и имеющему власть отпускать грехи. Получив такие послания, христиане по епархиям о содержании их судили «каждый по-своему». Так как Новат объявил, что не должно допускать к таинствам людей, сделавших после крещения какой бы то ни было смертный грех, то одним изложение такого правила показалось слишком строгим и жестоким, другие принимали его, как постановление справедливое и законное. Между тем, как этот вопрос был предметом исследования, явилось послание епископа Корнилия, которым возвещалось прощение всем согревшим после крещения. Когда, таким образом, с обеих сторон выходили постановления, одно другому противные, и каждое ссылалось на какое-нибудь основание в Божественном писании, то та и другая сторона, как обыкновенно бывает, обращалась к тому, к чему особенно склонялась и прежде. Любители греха, имея в виду данное тогда разрешение, пользовались им впоследствии при всяком грехе. Но народ фригийский, по-видимому, воздержаннее других народов. Фригийцы даже редко и клянутся. У скифов и фракийцев превозмогает раздражительность, живущие к восходу солнца рабствуют силе пожелательной, а пафлагонцы и фригийцы не имеют сильного стремления ни к тому, ни к {196} другому, ибо и доселе не заботятся ни о ристалищах, ни о зрелищах. Посему они и все, настроенные подобно им, как мне кажется, легко могли согласиться с тем, что писал в то время Новат. Известно, что прелюбодеяние считается у них за страшное преступление, да и вообще можно доказать, что фригийцы и пафлагонцы живут строже, чем люди какого бы то ни было другого раскола. Полагаю, что и между жителями стран западных у людей, слушавших Новата, было подобное же основание. Впрочем, хотя Новат и отделился от точного учения (православной Церкви), однако праздника пасхи не перенес, но как совершали ее в западных областях, так совершал и он, а тамошние христиане постоянно, с давних времен, как только приняли христианство, совершают пасху после равноденствия. Во время гонения, воздвигнутого на христиан царем Валерианом ³⁹, Новат принял мученическую смерть, и получившие от него имя фригийские новациане, уклонившись от допущенного им в этом отношении согласия с западными, почти тогда же изменили время праздника пасхи. Небольшое число необразованных новацианских епископов во Фригии составили собор в селении Паза, где находятся источники реки Сингары, и постановили соблюдать время иудейского праздника опресноков ⁴⁰ и праздновать пасху в одно время с иудеями. Это рассказал мне один глубокий старец, называвший себя сыном пресвитера. Он говорил, что на бывшем соборе присутствовал и сам вместе с отцом, и что там не было ни епископа константинопольских новациан, Агелия, ни Максима никейского, ни предстоятеля никомидийского, ни даже котвейского, а эти-то новациане главным образом и управляли своим исповеданием. Так было в то время. Но немного позднее новацианская Церковь по случаю того собора разделилась. Впрочем, об этом скажем в своем месте, а теперь надобно перейти к тому, что тогда же происходило на западе.

ГЛАВА 29

О Дамасии римском (епископе) и Урсине; как во время волнения и мятежа в Риме из-за них случилось много убийств

В мирное правление царя Валентиниана, не беспокоившего никакой страны, в Риме, после Либерия, принял сан епископа Дамасий. При нем в римской Церкви случилось возмущение по следующей причине. Когда происходило избрание епископа, диакон той же Церкви, некто Урсин, был в числе лиц {197} избираемых. Но так как Урсину предпочтен был Дамасий, то первый, не могши вынести эту неудачу, стал делать в церкви непозволенные собрания и уговорил некоторых неблагоразумных епископов тайно рукоположить себя. Его рукоположили не в церкви, а в сокровенном месте базилики, которое называется Сикини. Это событие произвело в народе раздвоение — и спорили не о вере и не о ереси только, а о том, кому следует занять престол епископский. По сему случаю бывало такое стечение народа, что от тесноты многие лишились жизни. За это многие миряне и клирики тогдашним префектом Максимианом были наказаны, после чего Урсин оставил свои покушения, а вместе с ним успокоились и те, которые хотели поддержать его ⁴¹ .

ГЛАВА 30

О том, что по смерти медиоланского епископа Авксентия, во время мятежа, происшедшего при избрании нового епископа, правитель области Амвросий, вооруженной рукой укрощая мятеж, общим голосом и согласием самого царя Валентиниана, предпочтительно пред всеми, избран в предстоятели Церкви

Около того же времени случилось и другое достопамятное происшествие в Медиолане. По смерти Авксентия, рукоположенного арианами, жители Медиолана, при избрании нового епископа, опять пришли в смятение. По сему случаю у них произошла великая распря, ибо каждый спешил поставить на вид своего избранника. Так как это породило мятеж, то правитель епархии, имевший достоинство консула, по имени Амвросий, опасаясь, как бы от мятежа не проистекло в городе дурных следствий, вбежал в церковь и старался погасить возмущение. С прибытием его народ умолк, префект высказал ему много полезных увещаний и тем остановил безумные порывы толпы. Вдруг все пришли к одной мысли: все достойным епископства провозгласили Амвросия и требовали его рукоположения, говоря, что только тогда народ будет иметь единение и придет к единомыслию в вере. Находившиеся тут епископы рассудили, что единомыслие народа произошло от некоего божественного внушения и, нисколько не противореча, приняли Амвросия и, крестив его — ибо он был оглашенный, — тотчас же хотели рукоположить в сан епископа. Но так как, охотно приняв крещение, Амвросий сильно отказывался от священства, то они довели дело до сведения царя Валентиниана. Царь, удивленный единомыслием народа, признал это событие де-{198}лом Божиим и повелел епископам повиноваться Богу, повелевающему рукоположить Амвросия, ибо это избрание — скорее Божие, чем человеческое. Когда таким образом Амвросий был поставлен епископом, медиоланцы. прежде разделенные, теперь чрез него пришли к единению ⁴².

ГЛАВА 31

О смерти Валентиниана

После сего в связи с нападением сарматов на римскую империю ⁴³, царь выступил против них с огромными силами. Услышав о таких силах, варвары не решились противостоять, но, отправив к нему посольство, просили мира на условиях. Когда же послы вошли и открылось, что наружность их не соответствовала достоинству звания, то царь спросил: «Неужели таковы и все сарматы?» Послы отвечали, что к нему пришли знатнейшие из сарматов. Тогда Валентиниан исполнился негодования и сильно закричал: «Несчастна римская империя, если она дошла до того, что и такой ничтожный, варварский народ не хочет наслаждаться своей независимостью, но берется за оружие, попирает римские пределы и осмеливается вступать с нами в войну». Этим криком он так надорвал себя, что открылись все его вены и разорвались артерии. Таким образом, истекши кровью, царь умер в крепости, называемой вергенийской, после третьего консульства Грациана и Экития, в 17 день месяца ноября, на 54-м году жизни и 13-м царствования ⁴⁴. В шестой день по смерти царя Валентиниана, войска в италийском городе Акинике провозгласили царем одноименного с отцем малолетнего сына его Валентиниана ⁴⁵. Когда же это было объявлено, цари вознегодовали — не на то, что брат одного и племянник другого сделался царем ⁴⁶, а на то, что он возведен на престол без их согласия, между тем как они думали возвести его сами. Впрочем, оба они признали его царем, — и молодой Валентиниан заступил место своего отца. Надобно заметить, что он родился у царя от Юстины, на которой он женился еще при жизни первой своей супруги Севиры — по следующей причине. Юст, отец Юстины, при Константине бывший правителем пикинской области, видел во сне, будто он из правого бока родил императорскую порфиру. Этот сон рассказан был многим и наконец дошел до ушей Констанция. Констанций изъяснил сновидение так, что от Юста родится царь, и послал умертвить его. Но у Юста осталась сирота девица, дочь Юстина. По прошествии некото-{199}рого времени она сделалась известной супруге царя Валентиниана, Севире, и часто посещала царицу. Короткость между ними возросла до того, что они вместе мылись. Увидев Юстину, когда та мылась, Севира пленилась красотой девицы и сказала о ней царю, что девица, дочь Юста, дивно красива, и что сама она, хотя женщина, пленилась ее благообразием. Царь скрыл в сердце слова жены и решился жениться на Юстине, не оставляя и Севиры, от которой родился у него Грациан, незадолго перед тем провозглашенный царем. Итак, Валентиниан издал закон и объявил по городам, что всякий, кому угодно, может иметь двух законных жен. Этот закон вышел прежде их брака. Потом он женился на Юстине и родил от нее Валентиниана Младшего и три дочери: Юсту, Грату и Галлу. Две из них остались девицами, а на Галле впоследствии женился царь Феодосий Великий, от которой была у него дочь Плацидия. Аркадия же и Гонория родил он от первой своей супруги Плацидии. Но о Феодосии и его детях скажем в своем месте.

ГЛАВА 32

О философе Фемистии и о том, что, убежденный посвященной себе его речью, Валент несколько умерил гонение на христиан

Живя в Антиохии, Валент, наконец, успокоился от внешних войн, потому что варвары всюду оставались внутри своих пределов. Зато сильно ратовал он против исповедников единосущия и всякий раз изобретал для них новые казни, пока эллинский философ Фемистий ⁴⁷ не умерил великой его жестокости посвященной ему речью, в которой доказывал царю, что различие в христианских догматах нисколько не странно, что в сравнении с множеством и смесью догматов языческих оно невелико, потому что у язычников более трехсот различных учений, что где много мнений, там по необходимости много бывает и разногласия, и что такое различие мнений угодно Богу, дабы каждый более благоговел пред величием Того, Которого ведение для него недоступно. Когда философ раскрыл это и многое другое, царь сделался более кротким, впрочем, не совсем оставил гнев, а только, вместо смертного приговора, определил духовным лицам изгнание, пока следующий случай не укротил и этого порыва. {200}

ГЛАВА 33

О том, как в царствование Валента приняли христианство готы

Варвары, живущие по ту сторону Дуная и называющиеся готами, вступили в междоусобную войну и разделились на две партии: одной из них предводительствовал Фритигерн, а другой — Атанарих ⁴⁸. Атанарих одержал верх, и Фритигерн убежал к римлянам просить их помощи против неприятеля. Об этом известили царя Валента и, по его приказанию, войска, расположенные во Фракии, должны были помочь варварам против варваров. Римляне одержали победу над Атанарихом по ту сторону Дуная и обратили в бегство его войско. По этому случаю многие из варваров сделались христианами, ибо Фритигерн, желая отблагодарить своих благодетелей, и сам принял веру царя, и других убедил к тому же. Вот отчего и теперь много готов, преданных арианской ереси: они приняли ее тогда из благодарности к царю. В то же время готский епископ Ульфила изобрел и готские письмена и, переведши божественное писание на готский язык, расположил варваров учиться божественному слову. Но так как Ульфила учил христианской вере подданных не только Фритигерна, но и Атанариха, то Атанарих, как бы за нарушение отечественной веры, подверг многих христиан казням, а потому некоторые из арианских варваров сделались тогда мучениками. Впрочем, не имея сил опровергнуть учение Савеллия ливийского, Арий отпал от правой веры и начал проповедовать, что сын Божий есть новый Бог. Варвары же, принявшие христианство в простоте сердца, ради веры во Христа, призрели здешнюю жизнь. Это о готах-христианах.

ГЛАВА 34

О том, что побежденные другими варварами, готы вошли в пределы римской империи и были приняты царем, и что от этого погибли как империя, так и сам царь

Вскоре за тем варвары восстановили между собой мир, но, побежденные другими соседними варварами, по имени гунны, изгнаны были ими из собственной страны ⁴⁹, и убежали в пределы римской земли, обещая служить царю и делать все, что римский царь ни прикажет ⁵⁰. Об этом донесли Валенту, и он, {201} ничего не предвидя, повелел просителям оказать милость, и в этом одном случае явился сострадательным. Для поселения назначил он им Фракию ⁵¹ и в сем деле почитал себя очень счастливым, ибо рассчитывал приобрести в них готовое и благоустроенное войско против неприятелей и надеялся, что варвары будут более страшными охранителями пределов империи, чем сами римляне. Посему с того времени он не заботился о пополнении римских войск и даже презирал заслуженных, мужественно сражавшихся с неприятелями ветеранов, и вместо выставляемых из провинций по селениям воинов брал деньги, приказав понятым уплачивать за каждого по 80-ти червонцев, то есть нисколько не облегчил прежней поставки их. Это вскоре послужило началом бедствия для римской империи.

ГЛАВА 35

О том, что озаботившись войной против готов, царь слабее вел войну против христиан

Получив Фракию и безопасно владея римской областью, варвары не вынесли своего счастья ⁵², но пошли на благодетелей и начали все ниспровергать во Фракии. Как скоро это событие дошло до сведения Валента, он перестал отправлять в ссылку исповедников единосущия, ибо, смутившись, из Антиохии немедленно отправился в Константинополь, а вместе с тем прекратил и христианскую войну. В то же время скончался предстоятель арианского исповедания в Антиохии Евзой, что произошло в пятое консульство Валента и первое Валентиниана Младшего. На его место поставлен был Дорофей.

ГЛАВА 36

О том, что веру во Христа приняли тогда и сарацины, находившиеся, под управлением женщины Мавии, и что в епископы себе избрали они благочестивого и правоверного монаха Моисея

Тогда как царь выехал из Антиохии, сарацины, бывшие прежде союзниками римлян, теперь под предводительством женщины Мавии, царствовавшей по смерти своего мужа, отложились от них. В то время на восток сарацинами все было опустошаемо, но промысл Божий остановил их следующим образом. Некто по имени Моисей, а по происхождению сара-{202}цин, проводя в пустыне монашескую жизнь, прославился благочестием, верой и чудодействиями. Сарацинская царица Мавия просила его в епископы своему народу с условием прекратить войну. Услышав об этом, римские полководцы сочли приятным делом заключить мир на таких условиях и тотчас приказали сделать, что следовало. Моисея взяли и из пустыни привели в Александрию для дарования ему священства. Но когда он представлен был управлявшему в то время церквами Люцию, то уклонился от рукоположения, сказав: «Я считаю себя недостойным священства, если же и полезно это для дел общественных, то не Люций возложит на меня руку, потому что десница его полна крови». Люций сказал, что следует не оскорблять, а прежде научиться от него догматам веры, но Моисей отвечал: «Теперь рассматриваются не догматы, а твои поступки с братьями; они ясно показывают христианское достоинство твоих догматов. Христианин не бьет, не бранит и не враждует, ибо враждовать рабу Господню не прилично, а твои дела вопиют устами живущих в ссылке, отданных зверям, брошенных в огонь. Видимое очами ведь сильнее доказывает, нежели принимаемое слухом». Когда Моисей высказал это и подобное этому, приставники отвели его на границы империи, чтобы он принял рукоположение от сосланных. Таким образом, Моисей был рукоположен, и сарацины прекратили войну. Мавия с того времени сохраняла с римлянами мир, так что свою дочь выдала замуж за римского военачальника Виктора. Это — о сарацинах.

ГЛАВА 37

О том, что по отбытии Валента из Антиохии православные на востоке стали смелее. Это сказалось особенно в Александрии, где, изгнав Люция, они передали церкви снова Петру, уполномоченному грамотой римского епископа Дамасия

Тогда же, по удалении Валента из Антиохии, гонимые везде, а особенно в Александрии, несколько ободрились. В это самое время возвратился из Рима Петр с грамотой епископа римского Дамасия, которой утверждалась вера в единосущие и одобрялось избрание Петра. Ободрившийся народ изгнал Люция и опять возвел Петра. Люций, чего и надлежало ожидать, отплыл в Константинополь, а Петр, прожив еще несколько времени, умер и преемником оставил брата своего Тимофея ⁵³. {203}

ГЛАВА 38

О том, что по возвращении в Константинополь царь подвергся порицанию со стороны народа из-за готов и, отправившись из города против варваров, в сражении с ними при Адрианополе македонском был убит. Жизнь его продолжалась 50 лет, а царствование — 16

Царь Валент прибыл в Константинополь тринадцатого мая ⁵⁴, в шестое консульство свое и второе Валентиниана Младшего, и нашел народ в величайшем унынии, потому что варвары, прошедши по Фракии, уже опустошали предместья Константинополя, в котором не было в то время никакой значительной силы. Так как неприятели намеревались уже подойти к стенам, то город был сильно возмущен; все роптали на царя, что в пределы империи он принял врагов и не тотчас вступил с ними в битву, но оттягивал войну против варваров. Посему, когда набиралось конное войско, все единогласно говорили царю, что он не заботится о настоящем деле; со всех сторон слышен был крик: дай нам оружие, мы сами будем сражаться. От этих криков царь воспламенился гневом и в одиннадцатый день месяца июня выступил в поход ⁵⁵, грозясь по возвращении наказать константинопольцев, которые и в этот раз оскорбили его, и еще прежде благоприятствовали тирании Прокопия. Ваш город я превращу в пустыню и проведу по нему плуг, — сказал он, и пошел на варваров. Валент прогнал их далеко от города и преследовал даже до Адрианополя фракийского, что на пределах Македонии, но там, сразившись с варварами ⁵⁶, умер в девятый день месяца августа, в то же консульство.

Это был четвертый год двести восемьдесят девятой олимпиады. Одни говорят, что он погиб в огне, убежав в одну деревню, которую сожгли напавшие на нее варвары. Другие свидетельствуют, что он снял с себя царскую одежду и бросился в середину пехоты, и что когда конница изменила, не вступив в дело, он, окруженный неприятелями, погиб со всем пешим войском. Здесь, говорят, не узнали его потому, что на нем не было царской одежды, которая могла бы показать, кто он. Итак, Валент умер, прожив 50 лет, а царствовал он вместе с братом 13, да после брата 3 года. Эта книга обнимает 16 лет. {204}